Біографічний нарис про Андрія Шевальова підготований його другом, Ігорем Чоппом (1920-2014). Шевальова-молодшого він знав принаймні зі студентських літ, тож їх спілкування тривало більше 50 років. Тому спогади Ігоря Леонідовича є цінним джерелом інформації про характер Андрія, його багатогранні захоплення, цінності і душевні переживання, а також про атмосферу, яка панувала в родині Шевальових.
Сам Ігор Чопп – людина неординарна. У 1941 році він втік з німецького полону і дістався Одеси спочатку пішки, потім – у вагоні, присипаний вугіллям. Після звільнення міста він влився у ряди Червоної армії, а після перемоги – присвятив своє життя альпінізму та письменству. Уже в 1956 році побачила світ його перша книжка «На туристських тропах».
Нарис «Горы и море в судьбе Андрея Шевалева» є одним із чотирьох розділів книги «Ведущие к вершинам», яка розповідає про долі засновників та активістів Одеського альпклубу. Книжка вийшла у 2004 році.
ГОРЫ И МОРЕ В СУДЬБЕ АНДРЕЯ ШЕВАЛЕВА
Игорь Чопп
В смуглом подростке-крепыше вряд ли кто-нибудь смог бы узнать профессорского сына. Широкоплечий, мускулистый, со смелым взглядом карих глаз он был полной противоположностью сложившемуся представлению о профессорских детях. Андрей – младший сын профессора Евгения Александровича Шевалева – на своей улице Гоголя знал всех сверстников, держался независимо и мог при случае постоять за себя. Но не улица была центром притяжения для юного Шевалева. Его сердце было отдано морю.
С первых весенних дней, как только появлялось свободное время, он спешил на берег. Его можно было найти в порту, в яхт-клубе, на массиве или Ланжероне. Однако, «среда обитания» Андрея простиралась до Малого Фонтана. В те годы на этом участке одесского побережья были разбросаны рыбачьи курени. Он легко знакомился с их обитателями, людьми тяжелого, зачастую опасного, труда. Знал большие семьи рыбаков Соболевских, Маркеловых. И они с симпатией относились к парню, который охотно помогал конопатить и смолить шаланду, чинить сеть. Поэтому Андрея приглашали к общему котлу с душистой ухой. Он возвращался домой к вечеру. Нельзя сказать, что родители разделяли эту приверженность к морю. Мама укоряла его:
– Ну, разве так можно? Уходить на целый день!
Отец отмалчивался: кто знает, может быть в семье растет будущий моряк. Не наказывали. Вообще, в семье Шевалевых наказаний не существовало. Дети росли в любви и уважении к родителям. Отец и мать всегда любили их, уделяли большое внимание их воспитанию. Без нажима и назиданий прививали интерес к литературе, изобразительному искусству, наукам. Каждый из детей отдавал предпочтение тому, что ему нравилось. Разнообразие книг в большой библиотеке Евгения Александровича позволяло Андрею читать по своему выбору. Он отдавал должное русским и иностранным классикам, но предпочитал книги о путешествиях и мореплавателях, о географических открытиях и животных. Читал много, засиживался допоздна.
В большой семье Шевалевых царил дух гуманности и уважения к людям, независимо от их положения в обществе. Дети, а их было четверо – Владимир, Тамара, Татьяна и Андрей, выбрали дальнейший жизненный путь самостоятельно – медицину, литературу, архитектуру и биологию. Каждый достиг в своей области определенных вершин. Вообще же клан Шевалевых с дядями и тетями, двоюродными братьями и сестрами насчитывал шесть докторов наук, профессоров и двух кандидатов наук. Они не были узкими специалистами, это были широко образованные люди, русские интеллигенты в нескольких поколениях. Поэтому влияние такой атмосферы на ребенка в семье начиналось с младенческих лет.
Андрей Евгеньевич Шевалев родился 3 апреля 1919 года в Одессе в семье известного психиатра, профессора медицинского института Евгения Александровича Шевалева. Это было нелегкое послереволюционное время, особенно для большой семьи. Школа-десятилетка не оказала заметного влияния на Андрея. Он умел читать, писать и считать еще в дошкольном возрасте. Школьные программы одолел легко. Об этом времени он потом говорил: учился хорошо, но отличником не был, школе обязан тем, что там выбрал дальнейший путь – биологию. В 1937 году поступил на биологический факультет Одесского государственного университета. С увлечением осваивал науку. В студенческие годы проявилась у Андрея особая склонность к исследовательской работе, несомненная научная одаренность, замеченная его преподавателями. Он написал две серьезные исследовательские работы, а в 1939 году уехал на Восточный Памир, где временно был зачислен на работу на Памирскую биологическую станцию АН СССР в качестве младшего научного сотрудника.
Еще на первом курсе Шевалев познакомился со студентом Одесского института инженеров морского флота Александром Блещуновым, который организовал первую альпинистскую секцию в Одессе. К этому времени побывал на Кавказе в маршрутах по Военно-грузинской, Военно-осетинской дорогах, с группой альпинистов – на Эльбрусе. В 1938 году взошел из альпинистского лагеря «Наука» на Западном Кавказе на вершину Черим-Кол высотой около 4000 метров. Он охотно принял участие в работе секции, помогал Блещунову в привлечении студенчества к занятиям альпинизмом.
Уезжая в 1939 году работать на Памирскую биологическую станцию, Шевалев договорился с Блещуновым, что вызовет его туда и они вдвоем совершат разработанный ими в Одессе маршрут от города Ош на Памирском тракте через горы к Усойскому завалу и Сарезскому озеру.
Заканчивая работу на биостанции, Андрей телеграфировал Шуре – приезжай! У того все было готово. Он вылетел немедленно. Оказалось, Андрею нужны еще два-три дня, чтобы закончить научное задание.
– Не огорчайся, утешал он товарища, – у тебя здесь возможность потренироваться и адаптироваться. Знакомые альпинисты идут на вершину Зор-Чичекты, это больше пяти тысяч метров. Можешь пойти с ними. Снимешь с вершины мою записку. Я был там месяц назад и взял из тура записку советско-германской экспедиции 1928 года. В ее составе были известный альпинист и политический деятель Николай Крыленко, академик Щербаков, ученый, путешественник и исследователь О. Ю. Шмидт, а возглавлял экспедицию управляющий делами Совнаркома Горбунов. Я храню эту записку. Ведь пожелтевшая страница из блокнота – сама история. И не только альпинизма, а и нашего государства – это была политика освоения отдаленных и труднодоступных районов Советского Союза.
Шевалев познакомил Шуру с доцентом Райковой, профессором Златовратским, физиологом растений Зеленским и геоботаником Свешниковой, в обществе которых они с другом провели вечер. А рано утром Блещунов ушел с альпинистами на вершину. Восхождение прошло успешно, хотя, по признанию Шуры, потребовало значительного напряжения. Чудесная панорама гор, открывшаяся с вершины Зор-Чечекты, вознаградила всех за испытанные трудности. Это была первая памирская вершина Блещунова. Записку Шевалева, вынутую из тура, он с гордостью показал на биостанции.
Через два дня друзья уже одолевали крутой склон горного хребта по намеченному маршруту. Чтобы не повторяться, напомним, чт в первом очерке «Ничего для себя – все для людей» настоящей книги подобно рассказано о походе Андрея Шевалева и Александра Блещунова к Сарезскому озеру.
В 1940 году занятость на работе не позволила Андрею участвовать в одесской экспедиции на Памир, которую организовал и возглавил Блещунов. Зато в 1941 году он деятельно помогает ему в подготовке научно-спортивной альпинистской экспедиции, которую задумал неутомимый Шура. Все было тщательно подготовлено, в район будущего маршрута выехала разведка – альпинисты Шевалев и Дивари. Помешала война…
Узнав о том, что началась война, Андрей и Николай немедленно вернулись в Одессу. Городской военкомат направил Андрея в госпиталь 52/8, развернутый в Институте глазных болезней имени академика В. П. Филатова. В осажденном городе ситуация была сложная. Население было привлечено к работам по созданию линии обороны, шла эвакуация учреждений, заводского оборудования, учебных заведений. А враг бомбил город и порт, оборонительные рубежи. Отовсюду раненых привозили в госпиталь. Их было много, и медицинскому персоналу приходилось работать по двадцать часов в сутки, урывая минуты для короткого отдыха и еды.
Андрей начал оперировать под руководством профессора А. Н. Целлариуса. Молодой зауряд-врач проявил недюжинные способности в хирургии, спас здоровье и жизнь многим защитникам Одессы и гражданским лицам. Этот период деятельности Андрея Шевалева отмечен в сохранившемся документе:
Украинский институт экспериментальной офтальмологии
№754 07.10.41 г.
Справка
Дана зауряд-врачу Шевалеву А. Е. в том, что он работал в госпитале 52/8 (Украинский Экспериментальный Институт Глазных Болезней) в должности врача хирурга с 1-го июля по 6 октября 1941 года и уволен в связи со сворачиванием госпиталя.
Начальник госпиталя 52/8
Цимбаленко.
16 октября 1941 года после семидесятитрехдневной обороны города, выполняя приказ Главнокомандования, советские войска оставили Одессу. Город заняли фашистские части – немцы и румыны. Все дни обороны Одессы главным врачом в Одесской областной клинической психиатрической больнице №1 был профессор Евгений Александрович Шевалев, отец Андрея. В больнице оставалось 650-700 психически больных, из которых 250-300 были евреями и 67 человек медицинского персонала, среди которого было более 20 евреев. Стало известно, что оккупанты уничтожают психически больных, тем более евреев, так было в ряде городов, оккупированных фашистами.
Гуманист, врач от бога, Евгений Александрович понимал, что спасение этих людей во многом зависит от него. Решение созрело тут же. Отдавая себе отчет, как велик для него риск, Шевалев распорядился: на всех сотрудников-евреев оформить истории болезни, как на пациентов – русских и украинцев, и поместить их в отделениях больницы. Это было сделано незамедлительно. Как должен был доверять Евгений Александрович персоналу больницы, чтобы пойти на такой риск!
Чем же рисковал он? Если бы дамоклов меч, занесенный над Шевалевым и его подопечными, опустился на их головы, кара оккупантов была бы ужасной и никто не избежал бы ее. К чести шевалевского коллектива больницы нужно сказать: никто за два с половиной года оккупации не выдал эту тайну – ни по неосторожности, ни по злому умыслу. Опасность разоблачения усугублялась еще и тем, что в одном из больничных корпусов разместилась румынская сигуранца, а ее начальник занял квартиру главного врача.
Положение в больнице было сложное и тяжелое. Больные и персонал жили впроголодь. Холод был ужасный. Не было медикаментов. Продукты выменивали в окрестных селах на вещи умерших, кое-что приносили жители Слободки. Весь свой заработок отдавал Шевалев, которого пригласили читать лекции на медицинском факультете в открывшемся во время оккупации университете. И все же продуктов не хватало.
Андрей деятельно помогал отцу. Взял на себя заботы по снабжению продуктами. Ходил по домам Слободки, прося помощи для больницы, обращался к торговцам на Новом базаре и на Привозе. И люди помогали, чем могли! Были дни, когда слободские улицы поочередно варили борщ или суп и приносили в ведрах в больницу. Частные пекарни давали по несколько буханок хлеба. Андрей заботился о снабжении водой и дровами. При этом он занимался на медицинском факультете. За годы оккупации ему удалось сдать все предметы, в том числе экстерном, за четыре курса медина. Как и отец, Андрей понимал ежечасную опасность разоблачения, но был непоколебим в желании спасти своих земляков-евреев, даже ценой своей жизни. Достойный сын своего отца – он видел в этом гражданский долг – так был воспитан!
Андрій Шевальов у 1944-1945 роках
В одно из дежурств Андрея в марте 1942 года к нему прибежала знакомая девушка, обезумевшая от горя и ужаса. Мать и тетю Лили Шерканской расстреляли немцы в хуторе Стадная Балка. Девушка спаслась бегством. Нужно было ее немедленно спрятать. Андрей записал ее в одно из самых тяжелых отделений под фамилией Прозоровской Лидии, украинки. Она пробыла там более двух лет и осталась жива.
За день до освобождения Одессы Советской Армией в психбольницу пришли каратели-эсэсовцы. Они хотели расправиться с больными. На пороге их смело встретил главврач Шевалев. Владея свободно несколькими европейскими языками, он обратился к офицеру, убеждая его не расстреливать больных. Фашист заколебался. В это время прибежал солдат-вестовой и сообщил, что русские разведчики уже в селе Холодная Балка. Офицер быстро сообразил, что это совсем рядом, скомандовал солдатам погрузиться в машины. Немцы бежали, а через несколько часов советские войска вошли в город.
Опережая события, скажем: с присущей Шевалевым скромностью ни Евгений Александрович, а после его смерти Андрей Евгеньевич не помышляли о какой-либо благодарности за свой подлинный героизм при спасении евреев в годы оккупации. Между тем Мемориальный центр памяти жертв Катастрофы «Яд Вашем» находил и причислял к «Праведникам народов мира» людей, спасавших евреев в годы оккупации, приглашал их в Иерусалим, чтобы посадить дерево в «Аллее праведных». Лишь спустя более чем полвека немалыми усилиями нескольких лиц-евреев найдены были свидетели подвига Евгения Александровича и Андрея Евгеньевича. В поисках приняли участие почти двадцать человек – жители Одессы и США. Среди них Лев и Лилия Думер, Леонид Дусман, Ян Бердичевский, Тера Могилевская и другие. Первой свидетельницей оказалась Лиля Шерканская-Златаревская, живущая в Нью-Йорке. Но… Нет уже в живых Шевалевых ни того, ни другого. Есть лишь бумага, присланная из Израиля жене А. Е. Шевалева, Валентине Андреевне.
Иерусалим. 17 июля 2001 года
Шевалев Евгений и его сын Андрей.
Украина (9302)
Сотрудники отдела «Праведники Мира» института «Яд Вашем» рады сообщить Вам, что на заседании специальной комиссии, в знак глубочайшей признательности за помощь, оказанной еврейскому народу в годы Второй мировой войны, вышеуказанным лицам было присвоено почетное звание «Праведники Мира» посмертно. Медаль и почетная грамота на имена спасителей будут высланы на адрес посольства государства Израиль на Украине. Просим Вас связаться с сотрудниками посольства, чтобы узнать, когда состоится церемония их вручения. Имена Праведников будут выгравированы на Стене Почета в Яд Вашем.
Копии данного письма будут направлены людям, которые дали свидетельские показания, и другим заинтересованным лицам.
С уважением и наилучшими пожеланиями,
Д-р Мордехай Палдием
Директор отдела «Праведники Мира».
10 апреля 1944 года Одесса была освобождена Советской Армией, а 21 апреля А. Е. Шевалева вызывают в горздравотдел на совещание с начальником Санитарного управления 3-го Украинского фронта. Андрей Евгеньевич получает назначение начальником эвакгоспиталя Одесского горздравотдела СЭГ 32-38 на базе института В. П. Филатова. В июне он по собственному желанию был направлен на фронт в медсанбат 34-й Гвардейской Енакиевской Краснознаменной ордена Кутузова стрелковой дивизии. Успешно оперирует раненных бойцов в полевых условиях, организует донорство. Занимается научной разработкой важных для того времени проблем лечения анаэробной инфекции и шока, применением шейной симпатической блокады. Был ранен осколком снаряда при артобстреле медсанбата.
Демобилизовался в конце 1945 года. Его грудь украсили орден «Красной Звезды», медали «За боевые заслуги», «За освобождение Вены», «За освобождение Будапешта».
О войне рассказывать не любил: слишком много смертей и трагедий прошло перед его глазами в операционной медсанбата. А об одной необычной истории рассказал подробно:
«После освобождения Вены наша дивизия двинулась в сторону Линца. Еще шли бои. Мы остановились в городе Перг, где уже было тихо и налаживалась мирная жизнь. У меня выпали свободные полдня и я отправился на трофейном мотоцикле в городок Маутхаузен, где, по слухам, был огромный концлагерь. То, что я там увидел, повергло меня в ужас, а 122 тысячи зверски умерщвленных людей, о которых рассказал встретившийся в лагере офицер, дополнили впечатление о чудовищном преступлении фашистов. На обратном пути я остановился в большом тенистом саду. При осмотре сада выяснилось, что это… кладбище. На мраморной глыбе большими буквами было высечено «Тоска по родине», а ниже – имена узников другого лагеря, погибших здесь в войну 1914-1918 годов и замученных немцами – итальянцев, американцев, англичан, сербов и русских. В этом аду уцелел лишь один человек – миланский скульптор. Он и поставил этот памятник через много лет, когда собрал деньги на материал и перевозку.
Я нашел место, где были захоронены мои соотечественники, нашел мастера, делающего надгробия и заказал ему обелиск. Сразу же оплатил работу. Через три дня мы вместе с мастером привезли и установили обелиск с надписью о том, кому и от кого он поставлен. Я решил еще посадить вокруг захоронения деревья. Но на следующий день моя часть передислоцировалась и я едва успел заехать к мастеру попросить, чтобы он сделал это вместо меня. Он пообещал посадить вечнозеленые туи. Думаю, что он выполнил обещание».
В 1946 году Шевалев сдал государственные экзамены на биологическом факультете Одесского государственного университета и получил диплом биолога. В том же году он был принят на должность научного сотрудника экспериментального отдела Одесского рентген-радио-онкологического института АНСССР, откуда перешел на должность заведующего лабораторией биохимии Украинского стоматологического института. Отсюда приказом Министерства здравоохранения УССР был переведен в НИИ глазных болезней и тканевой терапии имени академика В. П. Филатова, где возглавил лабораторию физиологии.
В 1949 году Андрей Евгеньевич участвует в горном походе на Кавказе в районе реки Чхалты, который заканчивается в Адыл-Су, в Украинской школе альпинизма. В этом году он поднимается на пик Вольной Испании (3Б) и вершину Бжедух (3Б). Шевалев снова во власти царства гор. Величественная панорама снежных вершин, неоглядные дали заставляют сильнее биться его сердце. Зреют планы новых восхождений. Но его ждет работа в НИИ. Он изучает тканевую терапию, влияние раздражителей коры головного мозга на внутриглазное давление. А на основании фронтового опыта публикует в журналах «Хирургия» и «Военная медицина» статьи о предупреждении гангрены конечностей после перевязки крупных кровеносных сосудов, о новокаиновой блокаде при ранениях груди. Его вдохновляет тесный контакт с Владимиром Петровичем Филатовым, который руководит его работой. Академик поручает Шевалеву редактирование своей будущей книги «Мои пути в науке». Молодой ученый изучает глаукому, ведет наблюдения за течением заболевания у больных, проводит эксперименты и совершенствует методы лечения этой тяжелой болезни.
Андрій і Тетяна (позаду) Шевальови ведуть колону альпіністів на першотравневій демонстрації. Одеса, 1950 рік
Андрей находит время и для работы в альпинистской секции. Ее председатель А. В. Блещунов находится в Армении, участвует в работах по сооружению синхрофазотрона, Шевалев замещает его. В 1950 году он организует и проводит сбор значкистов «Альпинист СССР» в Адыл-Су на безе Украинской школы инструкторов альпинизма. По окончании сбора взошел на вершину Виа-Тау (2А) и сделал траверс вершин Башкара-Гадыл (3Б).
В 1951 году Андрей снова на Кавказе во главе группы из четырех человек-одесситов. Из Чхалты они поднялись в район перевала Птыш. На гребне одному из участников стало плохо. Пришлось ему с Ржепишевским спуститься вниз и уехать в Одессу. Андрей и Гриша Пиндрик продолжали подъем, направляясь к Аманаузскому перевалу. Когда они вступили на большой снежник, то остановились отдохнуть. Гриша категорически отказался идти в связке. Несмотря на возражения Андрея, он, не взяв ледоруб, пошел по снежнику вдоль гребня – «посмотреть». Через несколько секунд Пиндрик поскользнулся, упал и стал быстро скользить вниз. Его дважды перевернуло, а затем на большой скорости бросило на скалы. Лежал неподвижно. Все произошло так быстро, что Андрей не смог осознать, что случилось. Взяв ледоруб, Шевалев спустился на скалы к товарищу. Гриша Пиндрик был мертв!
Андрей, пренебрегая опасностью срыва, поднялся на перевал, спустился на ледник и стал спускаться в долину, к альпинистскому лагерю «Молния». У него был сильный ожог глаз, он плохо видел. На его счастье из Домбая поднималась группа альпинистов, которая заметила Шевалева. Узнав о случившемся, руководитель разделил группу пополам, одна половина повела Андрея в лагерь, другая – направилась к Грише. Тело альпиниста принесли в Домбай. Телеграммой вызвали его отца, Гришу Пиндрика похоронили в Черкесске. Это произошло в июле 1951 года… Шевалева допросил следователь, он подробно рассказал обо всем в спасательном отряде, а затем на секции в Одессе. Он был полностью дисквалифицирован, ему запретили восхождения на три года, лишили звания инструктора альпинизма. Это была суровая кара, но Андрей принял ее безропотно. Сам себя он казнил более сурово, хотя, как легко видеть, вина его была сугубо формальная. Он долго не мог прийти в себя, замкнулся и полностью углубился в науку.
Со дня трагической гибели Гриши Пиндрика прошло полвека, мало кто помнит об этой истории, каждый из ветеранов альпинизма рассказывает ее по-своему. Выше изложен один из вариантов.
В 1954 году А. Е. Шевалев защитил кандидатскую диссертацию «Влияние чрезвычайно сильного внешнего раздражения на уровень внутриглазного давления», в 1967 году ему присуждается ученая степень доктора наук за работу «Экспериментальное изучение причин длительного нарушения ВГД с повышением его уровня», а в 1968 году Высшей Аттестационной Комиссией он утвержден в ученом звании профессора по специальности «Физиология человека и животных»,
По представлению президента Академии наук УССР академика Б. Патона он направляется в качестве начальника и организатора Тендровской гидробионической станции. Под руководством Шевалева, ведется глубокое изучение бионики моря, создается дельфинариум. По просьбе Грузинского НИРО он командируется в Батуми, где участвует в пуске первого в Союзе Батумского демонстрационного дельфинариума и создания отдела морских млекопитающих, ведет отлов и доставку дельфинов в дельфинариум, работает над обеспечением условий их содержания.
В Одессе в 1964-1967 годах он читает курс бионики на биологическом факультете университета. Ведет широкую лекторскую работу в обществе «Знание». В городе можно было увидеть афиши, объявляющие о цикле лекций доктора биологических наук А. Е. Шевалева. Темы лекций привлекали многих людей – «Интеллектуальные способности дельфинов», «Взаимопомощь у животных», «Животные – друзья человека», «Язык животных», «Думают ли животные?», «Эмоции и игры у животных». Видя интерес людей к жизни дельфинов, Шевалев пишет и издает две брошюры – «Дельфин ищет друга» и «50 вопросов о дельфинах».
Для досуга остаются изобразительное искусство и море. В квартире отца на улице Гоголя, где вырос Андрей, всегда было много картин выдающихся художников России и Европы, старинных икон. Часть их, в том числе работы Рембрандта, перешли по наследству к Андрею. На его письменном столе автор этих строк нередко видел книги по искусству. Самым любимым художником был Руфин Судковский, большая часть картин которого посвящена морю. Андрей изучает творчество этого мастера, бывает в Одесском художественном музее, где и сегодня можно увидеть прекрасные картины Р. Г. Судковского – «Морской берег», «Море», «Ночь на берегу моря», «Одесский берег», «Кораблекрушение», «Скалистый берег» и другое. Увлечение Судковским привело к тому, что Андрей Евгеньевич составляет библиографический указатель «Руфин Гаврилович Судковский», а Одесская государственная научная библиотека имени А. М. Горького издает его в 1989 году.
И вторая многолетняя привязанность – море! Шевалев покупает недостроенную яхту, сам доделывает ее, шьет парус. На своей «Мечте» ходит по одесскому заливу, а потом совершает смелые переходы в Херсон, Очаков, на Тендру. Лелеял ее, как родное дитя. Двадцать пять лет она верно служила хозяину. Была еще одна парусная «яхта» – на велосипедных колесах, о которой мало кто знал. При хорошем попутном ветре мчался Андрей по Тендровской косе, удивляя местных обитателей.
Научный интерес к жизни моря и спортивная натура привели к мысли создать аппарат для подводного плавания. Вместе со своим товарищем Евгением Смехом они сумели создать такой аппарат-акваланг, возможно, первый в Украине.
В 1970 году А. Е. Шевалев решением Президиума АН УССР переведен в институт кибернетики на должность заведующего отделом экспериментальной гидробионики. Спустя четыре года, благодаря успешной работе, его назначают заведующим отделом в Одесский филиал института математической физики. Работы Андрея Евгеньевича публикуют журналы «Вестник хирургии», «Вопросы физиологии», «Офтальмологический журнал», «Техника молодежи», сборник «Бионика», «Ученые записки института В. П. Филатова» и другие. Он выступает с докладами и сообщениями на съездах, научных конференциях и сессиях института.
Судьба наносила Шевалеву беспощадные удары – трагедия с Гришей Пиндриком, смерть любимого брата Владимира, гибель сына Алексея – охотоведа в тувинской тайге. Настойчиво беспокоило сердце, уколы не помогали. Ему уже без малого восемьдесят. Пятого декабря 1998 года Андрей Евгеньевич скончался.
«Тонкий экспериментатор, вдумчивый наблюдатель, Андрей Евгеньевич умел создать вокруг себя особую ауру преданности науке, заражая ею и сплачивая вокруг себя коллектив лаборатории», – писали в некрологе сотрудники института глазных болезней и тканевой терапии им. В. П. Филатова. – Круг его интересов был очень широк, а эрудиция и четкость мышления поражали. Под его руководством выполнено одиннадцать кандидатских диссертаций. Будучи разносторонним человеком, Андрей Евгеньевич был известным альпинистом, занимался парусным и подводным спортом, любил живопись, серьезно занимался краеведением.
За 15 дней до смерти, 20 ноября 1998 года Андрей Евгеньевич сделал видеозапись для Фонда Спилберга в Лос-Анджелесе, в которой рассказал о трагедии евреев в Одессе и деятельности своего отца в психиатрической больнице в годы фашистской оккупации.
Он оставил науке три монографии и более 132 печатных работ – результат многолетних разнонаправленных исследований – и свое доброе имя. И еще он оставил свои стихотворения – хорошие, проникающие – о горах и восхождениях, о море, о брате, о Тендровской косе, о дружбе. Андрей никому не показывал свои стихи, даже близким. Их обнаружили после его смерти. Лучшие – о восхождениях на горы.
Горы стали над нами суровой громадой,
На гранит от тумана осела роса,
Как безумный несется поток водопада
Прямо в пропасть, крутую дугу описав.
По заснеженным выступам узеньких полок
По карнизам, как в панцирь, закованным в лед
Продвигаются молча студент и геолог
Наклонившись под тяжестью ноши вперед.
Пусть вонзается в тучи угрюмая Ушба,
Пусть метель завывает на горной гряде,
Альпинисты пройдут, потому что суровая дружба
Помогает отважным всегда и везде.
Как он завещал, тело его кремировано, прах похоронен на втором кладбище Одессы. На его могиле лежит камень из Ольвии. На нем – силуэт гор, ледоруб, дельфин, даты рождения и смерти, имя.