Стаття написана Євгеном Шевальовим у 1941 році і лишилася неопублікованою через початок війни. Частина листів машинопису являє собою склейки аркушів різного кольору, заповнені різними друкарськими машинками. Подекуди – з правленнями та доповненнями від руки. Вочевидь, свою роботу Шевальов друкував як мінімум на роботі і вдома, а виконаний текст доповнював вклейками. Це, а також пошкодження аркушів, призвело до втрати окремих фрагментів, зокрема на початку  тексту.

Дружина Шевальова Євгенія Нікодимівна передала чернетки статті радянським історикам психіатрії Д. Федотову та Н. Іванову. У своїй статті «О роли Е. А. Шевалева в развитии основных проблем общей психопатологии» (відома нам лише у вигляді машинопису, ймовірно, 1963 року) дослідники відзначають роботу «О фиксации…» як ґрунтовну і прогресивну для свого часу. Зазначається і таке: 

«… в этих догадках Шевалева проявилось своеобразное предвосхищение последующего развития учения о диэнцефальной патологии, значительно обогативший наши знания о механизмах фиксации патопсихических образований, что еще сильнее показало яркость исследовательской мысли Е. А. Шевалева». 

Стаття містить посилання на роботи 20 авторів, передусім радянських (зокрема, Павлов, Ганнушкін, Аствацатуров, Биков, Гуревич). В кінці матеріалу виокремлено висновки у 14 пунктах.

 Текст відредаговано у відповідності до норм сучасного правопису. Авторська стилістика збережена. Розриви позначені трикрапками, реконструкція недостатньо розбірливих фрагментів тексту – квадратними дужками. Авторські виділення ми уніфікували шляхом набору великими буквами.

[Першу  сторінку машинопису втрачено]

…остановиться на этом вопросе, имеющем, как нам кажется, первостепенное значение, на рассмотрении болезненных форм и отдельных болезненных состояний в их динамическом аспекте, с точки зрения динамической структуры.

Чем больше прошло времени от начала психического заболевания – писали мы в своей работе «О границах бредообразования», имея в виду активную терапию параноидных форм шизофрении и эффективность этой терапии – тем более стойкими представляются связанные с этим заболеванием бредовые идеи.

Такого рода факт, сам по себе отдельно взятый, заслуживает особого внимания с точки зрения основных закономерностей в динамике высшей нервной деятельности, так как касается, как показывает наблюдение, не только психических, но и чисто физиологических феноменов.

Все нервно психические явления могут в норме осуществляться только в пределах определенных, свойственных каждому из них психических интервалов. В случае же нарушения этих временных интервалов (временного оптимума), они часто теряют присущий им характер подвижности, изменчивости, и становятся косными, малоподвижными, то есть получают совершенно иную динамическую структуру, продолжая существовать и развиваться как-бы в иных динамических темпах, в иных планах, нежели все остальные проявления нервно-психической деятельности.

Изучение процесса фиксации важно потому, что в очень многих случаях не болезненный симптом сам по себе опасен, а опасна именно его фиксация, ибо многие симптомы, отдельно взятые, еще не представляют собою чего- либо угрожающего.

Самое худшее начинается тогда, когда эти симптомы фиксируются или начинают обнаруживать тенденцию возвращаться в том же виде, в каком они появились в первый раз.

Вот почему вся наша терапия должна быть направлена либо на то, чтобы воспрепятствовать этой фиксации, либо на то, чтобы разрушить уже образованную фиксацию.

Преобладающее большинство болезненных форм, а также отдельных болезненных синдромов, характеризуется не только особенностями входящих в их состав симптомов, но и длительностью существования этих симптомов, их фиксированностью, косностью, что и определяет собой болезнь, как известное, более или менее продолжительное патологическое состояние.

Нас интересует в настоящий момент не содержание патопсихических образований, а изменение в динамике этих образований.

Как известно,  при многих инфекциях, интоксикациях, при физических и психических травмах, легко создаются условия для образования целого ряда самых разнохарактерных психических образований, однако, преобладающее большинство их отличается нестойкостью, носит преходящий характер; их прогноз всегда зависит от прогноза основного инфекционного заболевания или основной формы отравления, травмы.

Что кратковременно проявляющиеся патопсихические феномены, как правило, не вызывают тревоги, видно из того, что чаще всего в таких случаях даже не обращаются за помощью к врачу-психиатру.

Так опытный инфекционист, неоднократно имеющий дело в своей повседневной практике с временными психическими нарушениями, возникающими на высоте острых инфекций (с инфекционными делириями, острыми аментативными состояниями), обычно даже не прибегает к консультации с психиатром.

Точно так же в случаях кратковременных психических нарушений, связанных с острыми отравлениями, обычно не зовут психиатра.

Только при длительном существовании бредовых идей, то есть, иначе говоря, при условии пролонгирования этих патопсихических образований, а также в случаях, когда эти патопсихические явления возникают без видимой внешней причины (следовательно, вне остро протекающей инфекции или острой интоксикации), требуется компетенция врача-психиатра.

Фиксированные элементы, уже в силу своей фиксированности, часто более ярко выявляют характер болезненного процесса, нежели элементы нефиксированные, нестойкие. На них легче опираться, так как они отмечаются и при повторном исследовании, и при повторном наблюдении.

На фоне непрерывного действия, каковым является развертывающаяся картина болезни, фиксированные элементы ее являются как бы отдельными мертвыми точками, узловыми пунктами в динамике болезненного процесса.

Фиксация, стабильность, необратимость, как феномен, обусловленный органическими деструктивными изменениями в центральной нервной системе, представляется вполне естественной и понятной.

Значительно менее понятна фиксация тогда, когда мы не имеем органических деструктивных изменений и не всегда даже можем предполагать наличие их, следовательно, фиксация функциональных нарушений (например, психогенных образований), которые в обычных условиях, как правило, характеризуются своей динамичностью и своей обратимостью.

Говоря так, мы имеем в виду те формы патологических явлений, функциональный характер которых представляется бесспорным.

Нет никакой необходимости признавать в каждом необратимом состоянии непременно органическую основу в смысле деструктивных изменений.

Наблюдение показывает, что существуют фиксированные необратимые состояния чисто функционального характера, не имеющие в основе деструктивных компонентов.

Помимо явлений необратимости существует другая категория явлений – труднообратимых, которая тоже нуждается в специальном объяснении. Если при некоторых необратимых формах функциональной фиксации еще можно иногда предполагать какие-то микроорганические изменения, пока еще не улавливаемые нашими методами исследования, то в явлениях временной фиксации – в более или менее пролонгированных и в дальнейшем обратимых формах – необходимо искать не столько морфологических, сколько функциональных патофизиологических изменений.

Со всем этим связан практически чрезвычайно важный вопрос – будем ли мы считать необратимость и обратимость критерием для различения органических явлений от функциональных или этот признак, сам по себе отдельно взятый, еще не решает вопроса?

Если в пределах психической жизни, отличающейся, как известно, своей исключительной подвижностью, исключительной динамичностью, мы можем говорить о каких-либо явлениях стабилизации, о существовании косных, относительно неподвижных образований, то это, конечно, больше всего относится к сфере анормальных психотических явлений, отмечаемых в психиатрической клинике.

Фиксация, представляя на первых порах лишь количественное изменение в динамике явлений, присущих нормальной психической деятельности, в дальнейшем переходит в качественно новый феномен, свойственный уже патологической психической структуре.

Мы знаем определенные стабилизированные формы болезненных проявлений, возникающие в психической жизни при патологических условиях, не связанные непременно с деструктивными изменениями в мозгу. Таковыми стабилизированными формами часто являются бредовые образования, многие галлюцинации, явления навязчивости, стереотипии, психического автоматизма, паразитарных идей Клерамбе и некоторые другие.

Наблюдение показывает, что более или менее продолжительная фиксация отдельных симптомов или синдромов встречается в преобладающем большинстве психических заболеваний, протекающих как по типу прогредиентности, так и по типу ремитттирования или по типу фазности.

Психическая жизнь во всех этих случаях иногда сразу круто, а в других случаях постепенно теряет свой динамизм и становится относительно стабилизированной. Мы нарочно говорим «относительно», так как своеобразный динамизм, правда, уже совершенно другого типа и другого порядка, у нее все же, конечно, остается. Вернее сказать, здесь совершается переход на новые формы динамики – новые не только в отношении темпа (более замедленные), но новые и в качественном отношении.

Говоря о фиксированных состояниях, мы имеем в виду как продуктивные симптомы (плюс-симптомы, например, бред, галлюцинации, явления навязчивости и прочее), так и симптомы выпадения (минус-симптомы, например, мутизм, адинамия и прочее).

Явления функционального порядка и связанная с ними функциональная фиксация представляются основными, ведущими в психиатрии, в то время как деструктивное, необратимое занимает в ней относительно меньшее место.

По существу фиксированные расстройства функционального типа, как клинически, так и этиопатогенически, оставляют самое ядро подлинно пограничных состояний, при которых окончательно стираются четкие грани между двумя рядами явлений – органическими и функциональными.

Среди фиксированных функциональных расстройств необходимо, по нашему мнению, различать двоякого рода феномены: с одной стороны, временно фиксированные (то есть, иначе говоря, пролонгированные функциональные расстройства, более косные, чем это обычно бывает и поэтому сохраняющиеся дольше, нежели это им свойственно), с другой – окончательно фиксированные, то есть необратимые.

В этом смысле надо отличать исходные фиксации от фиксированных состояний, возникающих на протяжении болезненного процесса. Собственно говоря, эти исходные формы могут быть названы в настоящем смысле фиксированными, тогда как временно фиксированные правильно было бы обозначить как пролонгированные.

С точки зрения динамической структуры можно разделить все патопсихические образования как стационарные, относительно адинамичные, и актуальные, деятельные.

В преобладающем большинстве актуальных форм отмечается агрессия патопсихических продукций, их стремление распространиться на возможно большую территорию и захватить возможно больше объектов.

Таковы вы прогредиентно протекающие формы.

К относительно адинамичным относятся, прежде всего, органически и конституционально обусловленные формы: стойкие психические состояния при олигофрении, при явлениях исходного слабоумия, а также разного рода психопатические дисгармоничности, в меньшей мере некоторые кататонические, бредовые, галлюцинаторные и обсессивные состояния, характеризующиеся своей длительностью, стойкостью или своей застреваемостью в психической жизни субъекта.

Существуют разные степени, разные градации фиксации.

Для развития явлений фиксации… не должна быть непременно фактором, непрерывно действующим, постоянным; во многих случаях она бывает либо одноразовой, либо, кумулируясь, создает тот комплекс неблагоприятных явлений, который может породить сдвиг определенных готовых механизмов.

СЕРЕЙСКИЙ отмечает случаи бронхиальной астмы, «когда первый приступ возникал соматически, а последующие повторялись уже как бы путем повторения, условно рефлекторно».

Эти явления «перекладки путей» (Bahnung), столь хорошо известные физиологам, знакомы также и клиницистам. Они возникают по типу раз начавшихся и в дальнейшем стереотипно повторяющихся, совершенно однородных по своим проявлениям, клинических феноменов.

Что фиксация сама по себе является чрезвычайно важным клиническим фактором, в корне меняющим все течение и исход некоторых заболеваний, приближая относящиеся сюда формы по их необратимости к органически обусловленным формам, лучше всего доказывают, по нашему мнению, примеры параноидной шизофрении.

Как известно, эти формы при их естественном течении (то есть без лечения) представляются неблагоприятными в смысле прогноза в силу особой косности, неизменности отмечающегося при них бреда с помощью шоковой или судорожной терапии указывают на то, что эта кажущаяся необратимость была обусловлена исключительно лишь процессами фиксации.

Обычное элементарное противопоставление (либо функциональное и поэтому обратимое, либо органическое необратимое) должно быть дополнено еще другими промежуточными звеньями. Так, наряду с функциональным обратимым существует и функциональное необратимое (или, во всяком случае, трудно обратимое), как явление патологическое, вредное для организма, далеко выходящее за пределы лишь реактивных защитных, охранительных и прочих проявлений.

Точно так же, наряду с органическим необратимым существует и органическое обратимое (например, в инициальных или слабо выраженных формах этого органического).

Нужно заметить, что не всякие органически обусловленные психотические явления становятся в дальнейшем в силу органической обусловленности необратимыми. Как известно, из постинфекционных экзогенных форм реакций аментивные состояния чаще всего являются вполне репарабильными, тогда как состояния постинфекционной психической слабости нередко, как отмечает КРЕПЕЛИН, переходят в дальнейшем в неизлечимое постинфекционное слабоумие.

При симптоматических психозах, возникающих на почве острых инфекций, как отмечает ГУРЕВИЧ, «автоматически наблюдаются изменения нервных клеток в виде мутного набухания тигролиза, причем, однако, эти изменения так неглубоки, что в случае выздоровления больного клетки возвращаются к норме и никаких последствий такое психическое заболевание не влечет».

Таким образом, болезненные состояния явно органического характера, (имеющие в своей основе органический субстрат), могут давать полное выздоровление в связи с исчезновением органических изменений мозга, обуславлавливающих эти болезненные состояния.

«При определенных условиях – говорит ЯСПЕРС, – органические заболевания могут поддаваться излечению, а функциональные оказаться неизлечимыми» (иначе говоря – прибавим мы от себя – функциональные явления могут оказаться окончательно фиксированными, необратимыми).

Существуют разные формы функциональной фиксации, – разной структуры и разного происхождения, начиная от пролонгированных феноменов при наиболее подвижных патопсихических образованиях, и кончая на противоположном полюсе наиболее косными формами функциональной фиксации при некоторых душевных заболеваниях.

Мы не считаем возможным останавливаться на рассмотрении всех этих фиксированных структур, так как это тема для специального исследования.

В настоящей работе нас интересует принципиальная сторона вопроса – сама постановка проблемы. И если мы в дальнейшем приводим отдельные формы фиксированных структур, то только лишь в качестве иллюстративного материала к защищаемым нами положениям.

Уже сам по себе факт фиксации как грубое нарушение динамизма психических процессов заслуживает специального внимания и отдельного рассмотрения.

Процесс фиксации относится прежде всего к нарушениям ритма в функциях организма, к изменению тех временных интервалов, в пределах которых осуществляется в норме все как физиологические, так и психические процессы. В относящихся сюда случаях интервал времени, типичный для отдельных функций, меняется на фоне изменений функций всего организма, как целого.

По существу, наибольшей нестойкостью отличаются реактивные, главным образом невротические состояния, тогда как преобладающее большинство психотических феноменов обладает тенденцией, [которая], раз возникнув, в дальнейшем [способна] фиксироваться на более или менее продолжительный период времени, а иногда и окончательно.

Среди реактивных невротические состояния (неврастенические, истерические), как наименее конституционально обусловленные, отличаются меньшей длительностью, нежели реактивные состояния психотического порядка (реактивная депрессия, сенситивный бред отношения и прочее).

Наблюдения показывают, что остро возникающие психотические симптомы дают менее оснований для последующей фиксации, нежели психотические феномены, медленно созидающиеся при торпидном протекании болезненного процесса.

Если психические симптомы при неврозах представляются наиболее подвижными из всех известных нам патопсихических образований, то по сравнению с нормальными психическими проявлениями они представляются более косными, затяжными.

Таким образом, психические симптомы при неврозах занимают в смысле своей динамической структуры как бы среднее межуточное место между проявлениями нормальными и проявлениями психотическими.

Так у невротиков, в отличие от здоровых людей, отмечается тенденция к затяжному течению эмоциональных состояний. ЧАЛИСОВ, изучая биохимические изменения у лиц, находящихся в состоянии экспериментально вызванного эмоционального возбуждения, отмечает, что у невротиков, в противоположность здоровым людям, ему не удавалось купировать вызванную эмоцию; исследуя больного повторно, он получал не спокойное состояние, как в норме, а продолжение эмоционального возбуждения, «что отражалось, – по его наблюдениям – и на чрезмерно затяжном характере получаемых здесь биохимических сдвигов».

«Возможно, – говорит он, – что это относительно большее постоянство биохимических изменений при эмоциях, провоцированных у невротиков, зависит от наличия у них определенных вегетативных сдвигов еще до начала опыта, сдвигов, обусловленных тем, что в связи с заболеванием у них длительное время создается направленность вегетативных процессов в одном направлении, дающая некоторую относительную устойчивость сравнительно с здоровыми людьми, где эта направленность, в силу подвижности эмоциональной жизни, постоянно меняется».

К категории стабилизированных, стойких форм необходимо, по нашему мнению, отнести некоторые случаи стабилизации реактивных состояний (синдрома реактивности). На эту форму последующей стабилизации реактивных явлений, как на один из исходов реактивности, до сих пор мало обращалось внимания.

В преобладающем большинстве случаев реактивные состояния характеризуются своей полной обратимостью и поэтому спустя больший или меньший период времени бесследно проходят (сглаживаются). Лучшей иллюстрацией этого могут служить невротические состояния, главным образом неврастенического и истерического характера.

Стойкость фиксации зависит, во-первых, от длительности существования патопсихических образований и, во-вторых, от той почвы, на которой эти патопсихические состояния возникают.

Эта почва характеризуется тенденцией к вязкости, застреваемости процесса возбуждения и торможения.

Такого рода почву по отношению к фиксированным реактивным состояниям мы определяем как психопатическую. Так, например, навязчивые явления легко, как известно, могут возникать и у вполне здорового человека (например, в условиях переутомления). Однако не у всякого имеется тенденция к прочной фиксации этих навязчивых явлений на длительное время.

Для осуществления такого пролонгирования необходима определенная конституциональная предрасположенность. О том, что фиксация реактивного состояния служит указанием на наличие ясно выраженных конституциональных психопатических черт, имеются указания у ГАННУШКИНА.

«Некоторым типам конституций – говорит он, – по самой их психологической структуре свойственна длительность реагирования».

«Как показывает клиническое наблюдение – говорит он далее – затянувшиеся случаи некоторых реакций (например, психогенного ступора) чаще всего развиваются у более или менее ярко выраженных шизоидных психопатов».

Из всех форм реактивных состояний наибольшей длительностью отличается, по-видимому, реактивная депрессия.

«Реактивная депрессия – говорит ГИЛЯРОВСКИЙ, – является естественной реакцией на вполне реальные причины и ненормальными являются только ее интенсивность и длительность, не соответствующие вызвавшей ее [причине].

С другой стороны, среди психопатических личностей не все в одинаковой мере проявляют тенденцию к фиксации реактивного состояния. ГАННУШКИН подчеркивает, что реактивная депрессия особенно легко развивается у людей с циклотимическим складом психики.

«Реактивные депрессии – говорит он, – могут развиваться у психопатических личностей любого склада, охотнее и глубже всего затрагивая, однако, лиц с циклотимическим в широком смысле этого слова предрасположением, особенно – циклотимиков, конституционально-депрессивных и эмоционально-лабильных, а также эпилептоидов.

«У эпилептоидов – говорит он, – приступы реактивной депрессии иногда затягиваются на очень долгий срок, отличаясь большей монотонностью».

В тех случаях, когда реактивное состояние является не кратковременным, а длительным, ГАННУШКИН говорит не о реакции, а об явлениях патологического развития личности.

Одной из наиболее понятных причин последующего вслед за реакцией реактивного развития, то есть постепенного, медленного изменения личности в определенном направлении, является протрагированная травматизация, то есть многократно повторяющиеся на протяжении известного времени психические травмы, что нередко ведет как бы к своеобразной кумуляции этих неблагоприятных воздействий.

«Накопление вредных психогенных моментов – говорит ГУРЕВИЧ, – может способствовать фиксации реактивных заболеваний, может вести к патологическому развитию личности».

Как показывают наши наблюдения, на реактивные явления откладывает свой отпечаток та почва, на которой они возникают, не только в отношении той или иной формы этих реактивных явлений, но и в отношении их динамических особенностей.

Нужно вообще заметить как общее правило – писали мы в своей работе «О границах бредообразования», – что реактивные психические образования, характеризующиеся в случаях, когда они возникают в чистом, изолированном виде, своей относительно быстрой обратимостью (например, при неврозах), будучи включены в качестве одного из ингредиентов в те или иные психотические структуры (примером могут служить реактивные явления, возникающие в пожилом возрасте на фоне инволюционных изменений в центральной нервной системе) часто теряют свойства быстрой обратимости и становятся трудно обратимыми, а иногда и совершенно стабильными, косными.

Инволюционные и артериосклеротические моменты БОСТРЕМ относит к протагирующим факторам, затягивающим течение болезни, так как они, по его мнению, способствуют фиксации патопсихических образований.

Наблюдения показывают, что психические травмы, возникающие в пожилом возрасте при наличии уже органических изменений инволюционного или артериосклеротического характера (или при наличии готовности к ним, например, на фоне вазопатий) легко придают реактивным состояниям стабилизированный, необратимый характер.

Выше мы указывали на то, что сама по себе длительность существования патопсихических образований тоже является фактором, способствующим последующей фиксации, возникающей в таких случаях по типу закрепления условных рефлексов.

Некоторую аналогию такого рода явлениям фиксации, подчеркивающую роль временного момента в ней, можно почерпнуть из неврологической практики. Так, известно, что в некоторых случаях поражения периферических нервов развиваются явления каузальгического характера. В первое время еще возможно бывает путем удаления местных причин, вызывающих болевые ощущения, или вообще с помощью местных оперативных мероприятий, добиться устранения болей. Однако, при длительном существовании этих болей (следовательно, в случаях, когда превышается известный временный интервал) все местные мероприятия уже не устраняют болей, принимающих на этот раз стойкий, необратимый характер, так как создается перевозбуждение соответствующих спинномозговых и таламических центров.

Это центральное перевозбуждение имеет место, по-видимому, и в случаях длительного существования бредовых идей, а также некоторых видов расстройств двигательной сферы (некоторых функционально обусловленных гиперкинезий и дискинезий).

Остаточный, резидуальный бред это тоже часто лишь результат фиксации бредовых образований в том периоде, когда первичный, вызвавший эти бредовые явления фактор уже исчез. В некоторых случаях это как бы оставшаяся словесная скорлупа, из которой исчезло уже все, некогда заключавшееся в ней аффективно насыщенное содержание.

Наивысшего выражения явления фиксации получают при кататонии. Здесь мы часто имеем во внешних поведенческих актах больного как бы наивысшую степень механизации живой человеческой личности. Кататоник часто демонстрирует себя перед нами как человек-автомат.

Как известно, особой наклонностью к фиксации или стереотипной повторяемости отличаются те явления, в состав которых входят в прямой или замаскированной форме двигательные компоненты.

«Паталогически моторные образования – говорит АБАШЕВ, касаясь моторных расстройств при шизофрении, – отражая на известной стадии галлюцинаторно-бредовые представления, на последующих этапах уже могут являть собою зафиксированные в психотическом развитии моторные феномены, совершенно опустошенные с точки зрения какого-либо адекватного психического содержания, голые резидуальные проявления, отражающие прошлый психотический опыт и существующие в виде психологически невыводимых психомоторных образований, которые имеют уже свою собственную динамику развития на основе вновь сложившихся психопатологических отношений».

«Двигательная недостаточность, – согласно мнению ГОКБУРГЕРА, – может быть выражением или недоразвитием соответствующих  двигательных механизмов, или фиксацией, застреванием определенных двигательных элементов, свойственных предшествующему этапу моторного развития, или, как это имеет место для ряда форм, того и другого вместе» (цитируется по Абашеву).

Отличаясь большой наклонностью к фиксации по сравнению с некоторыми другими образованиями, моторные компоненты часто представляются, однако, менее стойкими. Так, наиболее грубые фиксированные моторные проявления (например, при кататонии), обладают относительно хорошим прогнозом, представляясь часто сполна обратимыми.

Фиксация патофизиологических, а также патопсихических структур, представляет собой чрезвычайно важное явление, еще до сих пор не расшифрованное в достаточной степени ни патофизиологически, ни клинически.

Недаром ПАВЛОВ в последнее время уделял этой проблеме, в смысле ее физиологического понимания, особое внимание.

«Окружающая животное среда, – говорит ПАВЛОВ, – так бесконечно сложна и находится в таком постоянном движении, что лишь сложная, замкнутая система организма, тоже соответственно колеблющаяся, имеет шансы быть с нею уравновешенной.

При расстройстве этих колебаний в замкнутом кругу равновесие между организмом и средой нарушается, так как организм, не поспевая за динамикой внешней среды, начинает жить в ином динамическом плане. В этом нарушении эквипотенциальности в деятельности нервной системы основную роль играют явления фиксации, косности патологических образований.

Как известно, в своих последних работах ПАВЛОВ все больше и все чаще останавливается на явлении, как он называет «косности раздражительного процесса», видя в нем основу для образования целого ряда клинических феноменов стойкого необратимого характера (например, навязчивых состояний, хронических параноидных форм и прочего).

Согласно физиологическому понимания ПАВЛОВА, длительность, стойкость (фиксированность) некоторых клинических феноменов может обуславливаться как явлениями застойного возбуждения )например, при образовании таких феноменов, как бред, навязчивость), так и явлениями торможения, которые тоже, в силу своей длительности, можно было бы назвать застойными (например, при кататонии, являющейся, по Павлову, выражением охранительного торможения)*.

Отсюда видно, что различные процессы как тормозного характера, так и характера возбуждения, в случаях, если они по своей продолжительности или по своей силе превышают определенную физиологическую норму, могут надолго расстраивать обычную динамику нервно-психической жизни, порождая феномены косности, адинамизма.

Но осуществляющееся при этом превышение физиологических норм указывает сам ПАВЛОВ. В работе «Экспериментальная патология высшей нервной деятельности» он говорит о том, что «одно из самых бросающихся в глаза, особенно интересных, особенно приложимых к невропатологии и психиатрии явлений – это инертное состояние раздражительного процесса, то есть такое, когда раздражительный процесс делается упрямее, менее скоро уступает место законно возникающим тормозящим влияниям».

Наряду с такой фиксацией, обусловленной «патологическою косностью», существует, согласно учению ПАВЛОВА, другая, значительно более рыхлая ее форма – это фиксация, созидающаяся путем условных сочетаний.

На возможность длительного закрепления условно-рефлекторных связей и порождаемое этим нарушение временных норм неоднократно обращалось внимание физиологами. Так, БЫКОВ, говоря о свойствах условных связей внутренних органов и о роли коркового импульса как «пускового механизма», отмечает возникающую и при нормальных условиях длительность такого рода связей. «До сих пор физиологи – говорит он – занимались микроэлементами времени, а здесь перед нами открылось в чрезвычайно демонстративной форме значение макроэлементов времени».

«Рассматривая эти реакции – говорит он далее – под углом зрения категории времени, мы констатируем новые формы деятельности центральной нервной системы, когда заведенный с запального коркового стимула механизм продолжает действовать длительный отрезок времени».

Это объясняется, по БЫКОВУ тем, что «условные рефлексы угасают в некоторых органах чрезвычайно медленно».

Но если подобного рода явления могут в норме осуществляться во внутренне среде организма, то длительность и однотипность в проявлениях его внешних реакций не свойственны уже норме, а больше характерны для феноменов паталогического порядка.

Так одна лишь ссылка на условно-рефлекторное закрепление такого рода состояний не может объяснить всех явлений длительной и стойкой фиксации, так как условно-рефлекторные связи, поскольку они обусловлены только корковыми механизмами, непрочны и при отсутствии повторных подкреплений обычно довольно быстро угасают.

Условно рефлекторные сочетания, а также моменты, способствующие закреплению этих условно-рефлекторных сочетаний, могут неоднократно встречаться в жизни без того, однако, чтобы эти сочетания закреплялись на длительный период времени. В последнем случае необходимо наличие добавочных факторов, чаще всего конституционального характера.

Однократно возникший и затем зафиксировавшийся феномен не может быть истолкован с точки зрения его условно-рефлекторного происхождения, так как здесь отсутствуют все те моменты, которые необходимы для образования условного рефлекса (многократность сочетаний индифферентного  раздражителя с тем, который обычно вызывает рефлекс, наличие в дальнейшем подкреплений, препятствующих угасанию уже выработанного рефлекса).

Если некоторые привычные позы и привычные действия созидаются по типу образования условных рефлексов, то такой условно-рефлекторный генез приложим только к сравнительно небольшой группе фиксированных состояний и совершенно не касается преобладающего большинства их, к тому же, он не объясняет их необычной пролонгированности, а также не вскрывает самую структуру фиксации.

Патофизиологически феномены фиксации могут быть, как нам кажется, объяснены с точки зрения участия в возникновении их более низких разделов мозга. Рассматриваемая патофизиологически, эта фиксация является следствием слабости корковой динамики, сравнительно легко уступающей место динамике подкорковой.

Корковая деятельность с точки зрения ее динамических особенностей характеризуется своей чрезвычайной подвижностью, вариабельностью, в то время как стереотипия и фиксация более свойственны низшим подкорковым механизмам. По-видимому корковая деятельность может сохранять все свои свойства и особенности (свой исключительный, характерный для нее динамизм и многогранность) лишь в известных пределах ее нагрузки как в смысле величины этой нагрузки, так и в смысле ее продолжительности. За пределами этих границ корковая деятельность как бы истощается, теряет свойственный ей динамизм и тогда на смену ее динамике выступает подкорковая динамика со свойственными ей явлениями инертности, косности. Эта  инертность свойственна более древним палеоцефалическим формам психических структур. Когда иссякает динамика неоцефалическая, тогда на смену ей выступает динамика палеоцефалическая.

Творческая фиксация – активная, избирательная, динамическая, изменяющаяся во времени – это корковый процесс, тогда как фиксация совершенно однородных феноменов, пассивная по природе – это проявление подкорки. Такого рода застойность совершенно не свойственна корковой динамике. Отсюда стереотипия в рефлексах, инстинктах, в автоматических движениях, как проявление биологически более низших, главным образом, стволовых, а также спинно-мозговых разделов мозга.

По отношению к подкорке кора, по ПАВЛОВУ, играет роль регулятора, тонко направляя работу подкорки и сдерживая ее. На фоне общей грубой деятельности, осуществляемой подкорковыми центрами, кора как бы «вышивает узор более тонких движений, обеспечивающих наиболее полное соответствие с жизненной обстановкой больного». При ослаблении тормозящего действия коры на подкорку на первый план выступает подкорковая динамика со всеми свойственными ей особенностями.

«Косность» вообще является признаком, характерным для подкорковых механизмов, для феноменов, при которых бывает снижена (ослаблена) деятельность мозговой коры. Вот почему косные патопсихические образования (бред, галлюцинации, обсессии) осуществляются обычно на фоне снижения деятельности коры, что особенно демонстративно выступает на феномене бреда, при котором со стороны больного всегда отсутствует критическое отношение к нему, несмотря на всю его очевидную нелепость. Эта «гипотония» коры в меньшей мере бросается в глаза при галлюцинациях и обсессиях, однако, и здесь все поведение больных в таких случаях говорит об уменьшении напряжения у них корковой деятельности.

Новые методы терапии (маляротерапия прогрессивного паралича и, особенно, активная терапия шизофрении) внесли динамику в такие болезненные формы, а также в такие болезненные симптомы, которые до сих пор считались необратимыми. Это в корне изменило наше представление об этих формах, внесло новое динамическое понимание как отдельных симптомов, так и всей болезненной картины в целом.

Необходимо признать, что как клинические проявления прогрессивного паралича, так и клинические проявления шизофрении обусловлены не только лежащими в их основе органическими или, как не некоторых формах шизофорении, гередодегенеративными причинами, но частично и другими факторами, носящими преходящий характер. То преходящее, в значительной степени «функциональное», нередко снимается нашей терапией. Остающееся же в таких случаях деструктивное ядро болезни представляется после этого либо совершенно незаметным, либо малозаметным, часто не только в силу своих небольших размеров, но и в силу того, что оно в значительной мере компенсируется проявляющимися в таких случаях викарными и компенсаторными процессами со стороны центральной нервной системы.

Успехи малярийной терапии такого грубого органического и, казалось бы, совершенно необратимого заболевания, как прогрессивный паралич, ясно показали, что далеко не все то, что мы считали до сих пор, органически обусловленным, является деструктивным и, следовательно, необратимым, то есть органическим в узком смысле этого слова и что многое в прогрессивном параличе, снимаемое малярийной терапией, относится к категории обратимых изменений.

Но если нам трудно сейчас сказать, где начинается деструктивное, то есть сугубо органическое в прогрессивном параличе, то еще труднее это сказать в отношении к шизофрении, где область функциональных нарушений, по-видимому, еще более широка и многогранна.

Хотя мы никогда не считали это заболевание столь грубо органическим, как прогрессивный паралич, однако необратимость здесь по отношению к некоторым формам была до сих пор заурядным явлением.

Созидающиеся в условиях развития болезненного процесса отдельные патологические фиксированные структуры должны быть в корне разрушены, что и достигается мощной встряской, порождаемой нашими активными методами терапии, ведущим к новым формам перестройки всех функциональных взаимоотношений. Вот почему система срыва разного рода зафиксированных патологических структур должна явиться одним из главнейших методов терапии. Каким путем будет создан такого рода срыв – это, по-видимому, уже вопрос второстепенный.

В очень интересной работе, посвященной вопросу парадоксальной эффективности хирургических операций, АСТВАЦАТУРОВ приводит случаи благотворного терапевтического воздействия на некоторые формы заболеваний операций, не имеющих никакого отношения к существу данного заболевания. В связи с этим он вспоминает ироническое замечание известного французского кардиолога ВАКЕЗА по поводу хирургического вмешательства при ангинозных болях, что при этом «достаточно сделать что бы то ни было, где бы то ни было» для того, чтобы получить положительный терапевтический результат.

Такого рода реперкуссивное воздействие, идущее нередко от весьма отдаленных от территории заболевания мест, может, как показывают наблюдения, вызываться весьма различными  факторами.

В итоге, своих наблюдений, а также литературных данных АСТВАЦАТУРОВ приходит к заключению, что терапевтический успех от ничем не оправданных хирургических вмешательств особенно сказывается на заболеваниях, носящих пароксизмальный или ремиттирующий, припадочный характер.

Все эти данные, касающиеся благоприятного терапевтического воздействия случайных раздражений (травм, операций) на болезненные состояния, имеющие наклонность к ремиттирующему течению, приложимы и ко многим психотическим синдромам, а также к некоторым психозам.

В своей работе «О переживании болезни» мы приводили случай благотворного действия на психическое заболевание и, в частности, на фиксированное психотическое состояние, случайной травмы.

Больная, пожилая женщина, страдающая инволюционной депрессией, высказывающая многочисленные жалобы депрессивно-ипохондрического характера, однажды во время пребывания в клинике, оступившись, упала и повредила себе ногу. Рентген установил косой перелом нижней трети малоберцовой кости.

Этот факт вызвал полную перемену в психическом состоянии больной: она оживилась, перестала высказывать свои бесконечные стереотипные жалобы, стала доступна контакту, чего не было до того времени, и спустя месяц после этого выписалась из клиники в состоянии значительного улучшения.

Другой, наблюдавшийся нами случай, касается врача Д., находившегося в депрессивном состоянии с импульсивным влечением к самоубийству и самокалечению. Во время одного из таких импульсивных состояний больной поранил себе осколками стекла оба глаза, после чего один глаз пришлось энуклеировать. В  другой раз он внезапно вырвал у себя здоровый зуб. Позднее ударился с разбегу головой об стену. В последний раз больной при посещении глазной клиники для осмотра пораненного глаза, неожиданно оттолкнул от себя служителя, бросился вниз головой в пролет лестницы со второго этажа, в результате чего развились тяжелые компенсационные мозговые явления. Больной пролежал некоторое время в хирургической клинике. После этого психическое состояние его резко изменилось: он стал спокоен, стал критически относится к бывшим до того времени суицидальным попыткам, стал выражать желание работать. В дальнейшем состояние его настолько улучшилось, что врачи-психиатры признали его годным для продолжения медицинской деятельности в условиях работы, не связанных с большой ответственностью.

Примеров такого благотворного воздействия на течение психических заболеваний внезапно возникающих случайных, мощных по своему воздействию, факторов, можно найти в психиатрической литературе немало.

Хотя прорыв фиксированных структур, как видно из предыдущего, может созидаться при разных условиях, однако некоторые методы осуществления этого прорыва являются наиболее эффективными и прочными и поэтому могут быть названы на сегодняшний лень до известной степени специфичными.

Таковы по отношении к шизофрении прорывы, осуществляемые шоковой и судорожной терапией.

Сдвиги, как результат нашего воздействия на фиксированные структуры при шизофрении, могут выражаться либо в усилении симптомов, свойственных данному заболеванию, а также в изменении формы течения этого заболевания, либо в появлении совершенно новых симптомов, не характерных для данной болезни и относящихся к категории симптомов, свойственных экзогенным формам реакции, либо, наконец, в оживлении здоровых элементов психики доболезненного периода.

Только последняя форма сдвига может быть названа прорывом, тогда как предыдущие являются либо трансформацией фиксированных структур, либо временной заменой их симптомами иного порядка.

Условиями для длительной терапевтической эффективности такого прорыва являются, по нашим наблюдениям:

1) свежесть патологической структуры (так, при активных методах терапии паранойных форм шизофрении это особенно бросается в глаза);

2) отсутствие конституциональных моментов, предрасполагающих к пролонгированию (примером отрицательного воздействия этих моментов может служить относительная стойкость реактивных состояний, возникающих на психотической почве);

3) сравнительная простота патологической структуры заболевания, неосложненность его вторичными, добавочными моментами;

4) молодой возраст больного и, наконец

5) качество, а также относительно небольшая интенсивность ноксы (отсюда нерепарабельность некоторых злокачественно протекающих форм).

К необратимым состояниям относятся:

 1) необратимые состояния, обусловленные органически деструктивными изменениями в нервной системе;

 2) необратимые состояния, обусловленные преждевременным истощением нервных клеток и

 3) необратимые состояния чисто функционального динамического характера.

Органически обусловленные необратимые состояния могут иногда производить впечатление кажущейся обратимости в виду нередко возникающей под влиянием нашего лечения последующей мобилизации викарных и компенсаторных механизмов, маскирующих образовавшуюся брешь. С другой стороны, необратимость, обусловленная истощением нервных клеток, может проявляться не сразу вследствие мобилизации на короткий срок последних ресурсов, присущих истощающимся в своей деятельности нервным элементам.

Окончательная необратимость является лишь крайним пределом целого ряда явлений более или менее длительно необратимых, более или менее длительно фиксированных.

Промежуточным звеном между органическим (resp. деструктивным) и функциональным (ирриативным) служат явления преждевременного истощения данного органа или данной системы, как результат врожденной или приобретенной неполноценности этого органа или этой системы. Поскольку здесь часто не бывает деструктивных изменений, это представляется явлением лишь функциональным, как-бы конечным этапом функционального нарушения, феноменом полного истощения функциональных ресурсов данного органа.

Наряду с явлениями обратимости и необратимости фиксированных структур под влиянием нашей активной терапии заслуживает внимания явления временной обратимости.

Такого рода временная обратимость связана, по-видимому, с конституциональной (или приобретенной) быстрой истощаемостью той или иной функции в отдельности или группы функций в целом.

На этом, по-видимому, основан осцирилующий (волнообразно-колеблющийся) характер некоторых симптомов. Сюда необходимо отнести также чрезвычайно интересные, наблюдавшиеся нами случаи кратковременной обратимости при активной терапии исходных состояний шизофрении.

Применяя активные методы лечения в далеко зашедших, стабилизированных случаях, мы иногда наблюдали восстановление нормальной психической деятельности (ясность сознания, сохранность воспоминаний, вкусов, интересов и прочего), продолжавшееся обычно, однако, очень короткое время (всего лишь день-два).

Подобного рода наблюдения говорят о целостности (полной сохранности) в таких случаях самого психического механизма и лишь об истощении тех сил, которые могли бы поддерживать его в этом состоянии, вследствие чего психическая деятельность снова легко скатывается к привычным, грубо упрощенным, малоактивным ритмам (к примитивным формам динамики).

Эти явления очень кратковременных ремиссий или хотя бы даже просто небольших кратковременных сдвигов в случаях исходным состояний в далеко зашедших формах у совершенно вегетирующих шизофреников представляют, по нашему мнению, чрезвычайно большой теоретический интерес и заслуживают специального изучения. Ведь с ними связан вопрос о том, где же собственно кончается при шизофрении временно заторможенное или вообще временно измененное (функциональное в узком понимании этого слова), и начинается органическое, деструктивное, совершенно необратимое или же хотя и функциональное, но уже иного порядка  – порядка необратимости?

Это как будто бы говорит о том, что кратковременные прорывы, сдвиги в болезненной картине, хотя бы в форме кратковременной замены ее симптомов симптомами, свойственными экзогенным формам реакций, возможны для весьма многих патологических состояний динамических фиксированных структур.

Иногда осцилирующий характер течения бывает обусловлен иными причинами: нестойкостью самой патологической продукции, временно заглушаемой внешними явлениями, а затем снова обнаруживающейся.

В каких фиксированных патопсихических проявлениях и при каких заболеваниях возможно получить более или менее стойкие сдвиги (прорывы) помощью нашей активной терапии, мы в настоящее время еще точно сказать не можем. Мнение АСТВАЦАТУРОВА о том, что это касается болезненных состояний, в самой природе которых заложена наклонность к ремиссиям, вряд ли можно считать применимым ко всем случаям, так как такие формы, как циклофренические или циклотимические проявления, тоже имеющие наклонность к самопроизвольным ремиссиям, менее всего удается купировать помощью активных методов нашей терапии.

Возникает вопрос – отчего же в некоторых случаях фиксированные образования при воздействии на них нашей активной терапии представляются необратимыми (или трудно обратимыми)?

Для того, чтобы ответить на этот вопрос, необходимо коснуться понятия о круговых процессах в деятельности нашего организма.

Как известно, наличие в деятельности нашего организма круговых процессов – процессов замкнутого круга – неоднократно отмечалось физиологами. Так, БЫКОВА, приводя один из таких процессов, говорит о том, что «раз начавшаяся под влиянием пускового коркового стимула реакция, в дальнейшем поддерживается приходящими в рабочий центр информационными импульсами работающего аппарата. ВОЗНИКАЕТ КРУГОВОЙ РИТМ ПРОЦЕССОВ, взаимно подкрепляющегося в центре от бегущих стимулов внутриорганных рецепторов, а в исполнительной части органа от бегущих волн возбуждения из центра».

Особое место среди такого рода круговых, замкнутых внутри самих себя процессов занимают процессы «порочного круга».

Механизм порочного круга, согласно АСТВАЦАТУРОВУ, заключается в том, что «известный симптом, обуславливаемый определенной внешней причиной, приводит к таким изменениям, благодаря которым этот симптом продолжает оставаться после устранения первичной его причины. Другими словами, следствие известного болезненного процесса превращается в его причину, которая поддерживает этот болезненный процесс после того, как устранена его первичная причина».

«Особенный интерес и существенную практическую важность, по мнению АСТВАЦАТУРОВА, представляют такие формы порочных кругов, которые имеют в своей основе тормозящие и стимулирующие взаимодействия между различными функциональными механизмами».

…де приводимых им клинических примеров эта порочность касается интересующих нас явлений патологической фиксации болезненных феноменов, наблюдаемых в неврологической практике.

Так он приводит случаи так называемых «привычных контрактур», «привычного паралича» или «постпаралитической акинезии», возникающих первоначально под влиянием органических причин (например, при контрактурах, нередко возникающих вначале под влиянием болевых ощущений, а в дальнейшем фиксирующихся на основании того, что «приспособление к положению создает привычку, а привычка создает приспособление к положению».

Он также указывает на роль порочных кругов в структуре неврастенического синдрома. «Истощение нервной системы, говорит он, – лежащее в основе неврастении, ведет к ряду соматических и психических изменений, которые превращаются в причину дальнейшего истощения и которые могут иногда настолько зафиксироваться, что продолжают действовать после того, как устранена первичная причина истощения».

«Ипохондрические мысли – говорит ГУРЕВИЧ – неуверенность в  себе у лиц, ослабленных соматическими заболеваниями, при повторных неудачах в выполнении той или другой функции закрепляются, и такая фиксация приводит к порочному кругу».

Эпилепсия, начавшаяся под влиянием местного фокусного поражения мозга, может, как известно, создать судорожную готовность и при таких условиях удаление причины раздражения может не оказать влияния на прекращение припадков.

КРИШТОН МИЛЕР отмечает роль порочных кругов в форме психовегетативного взаимодействия при самых различных заболеваниях.

На роль порочного круга в патогенезе паркинсонизма указывает ДЕЛЬМА-МАРСАЛЕ: «У паркинсоников – говорит от – неподвижность является фактором, повышающим пастуральные рефлексы, а это повышение пастуральных рефлексов делается в свою очередь причиной неподвижности. Эти два явления – неподвижность и повышение пастуральных рефлексов – сочетаются таким образом в circulus vitiosus» (цитир. по Аствацатурову).

В клинике психических заболеваний мы тоже имеем немало примеров образования порочных кругов.

На существование таких порочных кругов обращает большое внимание Адольф МАЙЕР. Точно так же ГАННУШКИН, говоря о реактивных состояниях, отмечает, что «по истечении более или менее длительного периода действия того или иного шока устанавливаются непорядки в вегетативной нервной системе, эндокринном аппарате, сосудах и прочем; в организме больного устанавливается своего рода circulus vitiosus.

Благодаря возникновению порочного круга, мы имеем однотипную повторяемость однородных по своему содержанию, следовательно, стойких, фиксированных болезненных  феноменов.

Можно сказать, что фиксированные патологические феномены самые частые источники порочных кругов, значительно более частые, нежели феномены нестойкие, скоро преходящие и нефиксированные.

Необратимости многих фиксированных структур функционального характера обуславливается, по нашему мнению, возникновением патологических явлений вторичного порядка, то есть, иначе говоря, образованием в этих случаях порочного круга.

Почему же временной интервал, прошедший от начала заболевания и превышающий известные пределы, влечет за собой явления инертности как раздражительного, так и тормозного процесса и тем снижает обратимость тех или иных патологических структур?

Мы думаем, что временной момент (продолжительность существования фиксированных патологических образований) способствует в таких случаях возникновению явлений вторичного порядка, то есть, иначе говоря, способствует созданию порочного круга. Этот порочный круг, как стойкая, замкнутая в себе цепь патологических феноменов, может в лучшем случае допускать лишь кратковременный прорыв, кратковременное устранение патологических явлений, так как каждое звено этой цепи непрерывно поддерживается другими, смежными с ним паталогическими звеньями вторичного порядка.

В других случаях необратимость патологических структур обуславливается слабостью защитных сил организма, утратой способности к оживлению здоровых элементов психики и отсюда неспособностью его к длительному и стойкому переконструированию. В таких случаях попытки прорыва фиксированных структур нередко приводят к окончательному истощению и без того обессиленных нервных клеток, что ведет к ухудшению психического состояния больного.

Главной особенностью, присущей пролонгированным состояниям и явлениям порочного круга, придающей им характер стойкости или даже необратимости, является новый, совершенно особый, необычный ритм, в котором протекают все входящие в эти фиксированные структуры нервно-психические проявления. Поэтому в наших случаях правильнее было бы говорить об осуществляемом помощью активной терапии прорыве порочного ритма.

Как же понять проявление в периоде выздоровления улучшения, возрастание интенсивности этого улучшения и расширение его пределов («сгущение» улучшения, как определяет его КРОНФЕЛЬД)?

Нам кажется, что это объясняется прокладкой новых здоровых путей, их упражняемостью и последующей все большей иррадиацией исходящих от них раздражений на новые, освобождающиеся от болезненного состояния разделы психики.

Путем воздействия наших терапевтических мероприятий мы переводим организм на новую динамику, разрушая косность патологической динамики (косность порочных ритмов нервно-психической деятельности) и тем способствуя возвращению к прежним привычным ритмам. Вместе с тем мы возвращаем высшую нервную деятельность к той форме взаимоотношений между корковыми и подкорковыми разделами психики, которая представляется естественной и привычной для данного индивидуума, определяя собой свойственный его психическим функциям динамизм (живость интеллектуальных процессов, эмоциональную устойчивость, его темперамент и прочее).

В первое время после активного лечения шизофрении еще возможны проявления нестойкости, колебания, «срывы», особенно в форме выявления гебефреноидных черт поведения или в форме рудиментарных, как бы недовершенных, аутистическо-кататоноидных проявлений. Позднее устанавливается некий Stillsrand, который мы условно считаем возможным определять, как исходное состояние после нашей терапии, так как это состояние часто бывает весьма длительным и стойким.

Все сказанное выше дает нам основание выставить следующие положения:

1.  Одним из самых характерных и самых важных признаков, присущих преобладающему большинству патологических феноменов как психического, так и чисто физиологического порядка, является нарушение ими обычных динамических норм и отсюда их длительная фиксация, косность, стабильность или стереотипная повторяемость в однородной форме, совершенно необычная для проявления нормальной психической и нормальной физиологической деятельности (особенно большой косностью отличаются некоторые психотические проявления, например, феномены кататонического порядка, бредовые идеи, обсессии, некоторые галлюцинации, автоматические и импульсивные действия и прочее).

2.  Фиксация патологических образований может явиться результатом либо органических деструктивных изменений в центральной нервной системе, либо она может быть чисто функциональной, то есть являться фиксацией динамического характера (значительная часть фиксированных патологических образований относится к формам этой функциональной фиксации).

3.  Предрасполагающим к функциональной фиксации, а также вызывающим ее фактором является определенная конституциональная или процессуальная психотическая база, а также органические процессы в мозгу, порождающие наряду с деструктивно обусловленными также функциональные формы фиксации.

4.  Особенно большой наклонностью к функциональной фиксации отличаются те патологические образования, в состав которых входят моторные компонетны. Моторным компонентам свойственна большая тенденция к фиксации, хотя бы и временного характера, нежели явлениям иного порядка).

5.  Реактивные психические образования, характеризующиеся в чистом изолированном виде своей относительно быстрой обратимостью (например, при неврозах), будучи включены в качестве одного из ингредиентов в те или иные психотические, конституционально или органически обусловленные, структуры, часто теряют свойства быстрой обратимости и становятся трудно обратимыми, а иногда и совершенно стабильными, косными.

6.  Для осуществления явлений функциональной фиксации необходима слабость корковой динамики, легко в таких случаях уступающей место динамике подкорковой.

7.  Для многих стойких, необратимых или труднообратимых форм функциональной фиксации необходимо включение этих фиксированных образований в порочный круг.

8.  Временной момент (продолжительность существования фиксированных патологических образований), способствует возникновению явлений вторичного порядка, то есть, иначе говоря, способствует созданию порочного круга).

9.  Качество ноксы и ее интенсивность являются фактором, обусловливающим ее более мощное и распространенное воздействие и поэтому способствующим стойкой фиксации патологических структур (путем создания порочного круга).

10. В других случаях необратимость или очень кратковременная обратимость патологических структур обуславливается слабостью защитных сил организма, утратой способности к оживлению здоровых элементов психики и отсюда неспособностью ее к длительному и стойкому переконструированию. В подобного рода случаях попытка прорыва фиксированных структур нередко приводит к окончательному истощению и без того обессиленных нервных клеток, что ведет к ухудшению психического состояния больного.

11.Сдвиги, как результат нашего воздействия на некоторые фиксированные структуры, могут выражаться: А) в усилении симптомов, свойственных данному заболеванию, а также в изменении формы течения этого заболевания, Б) в проявлении совершенно новых симптомов, не характерных для данной болезни и относящихся к категории симптомов, свойственных экзогенным формам реакции и В) в оживлении здоровых элементов психики.

Только последняя форма сдвигов может быть названа прорывом, тогда как предыдущие являются либо трансформацией фиксированных структур, либо временной заменой их симптомами иного порядка.

12. Прорыв некоторых фиксированных структур, достигаемый разными средствами нашей терапии, разной мощности, различными для отдельных индивидуумов, ведет нередко к полному устранению этой фиксации, то есть возвращению нормальной динамики и вместе с тем к восстановлению нервно-психической деятельности, свойственной субъекту в доболезненном периоде.

Такого рода прорыв фиксированных структур может быть временным или стойким, полным или неполным.

13. Для прочности стойкого прорыва (resp. стойкой ремиссии) не обходимо включение новых образований, порожденных оживлением здоровых элементов нервно-психической деятельности, в старую, доболезненную цепь явлений с нормальными предшествующими и нормальными последующими звеньями, то есть, иначе говоря, необходимы условия, при которых отсутствуют элементы порочного круга.

14. Условиями обратимости некоторых фиксированных патологических образований функционального характера являются: А) свежесть этих патологических образований, Б) отсутствие конституциональных моментов, предрасполагающих к их пролонгированию, B) простота патологической структуры этих образований, Г) молодой возраст больного и Д) слабость ноксы.

Все же эти закономерности, касающиеся фиксированных структур, можно лучше всего иллюстрировать на примерах активной терапии шизофрении. Все они устанавливаются на основании изучения динамических сдвигов, порождаемых этой терапией.

Установить те признаки, на основании которых можно было бы заранее сказать, какие из фиксированных шизофренических структур могут быть под влиянием нашей активной терапии обратимыми, а какие представляются необратимыми и, наконец, какие могут дать картину последующего изменения или ухудшения – является очередной задачей дальнейших наблюдений и исследований.