Стаття написана Левом та Лідією Думерами – «американськими одеситами», засновниками музею «Холокост в Одесі» (Сан-Франциско). Подружжя Думерів багато зробило для збору доказів про діяльність родини Шевальових та інших Праведників Миру. Цей матеріал опубліковано у газеті «Новое русское слово» (Нью-Йорк) 13 липня 2001 року.

Публікації Думерів стали одним із першоджерел з історії порятунку євреїв в Одеській психіатричній лікарні і дали поштовх цілій статей про подвиг Євгена Шевальова та його поплічників. Поза тим, в їх матеріалах містилася низка неточностей – несуттєвих для вшанування пам’яті, але примітних з точки зору історії.

В наведеному матеріалі таких огріхів кілька:

• • Одеська психіатрична лікарня, як і інші медичні заклади того часу, вела облік пацієнтів за національністю. Тобто за документами пацієнти-євреї знаходилися в лікарні протягом усього часу окупації, але не було окремого списку, який дозволив би виокремити їх;
  • Достеменно невідомо, як і в кого визрів план порятунку хворих та персоналу єврейської національності: найбільш ймовірно, він «обростав деталями» поступово;
  • Атмосфера серед персоналу психіатричної лікарні не була довірчою: з боку окремих працівників були доноси, а також крадіжки продуктів. Вольф Тандлер, Лілія Рапопорт та інші пацієнти із сфабрикованими діагнозами отримали наказ не розмовляти ні з ким, окрім Євгена Шевальова.
  • Основний міф – про те що особисто Євген Шевальов переконав есесівців не розстрілювати персонал та хворих 9 квітня 1944 року. За спогадами Андрія Шевальова, ні його, ні батька у той день не було на роботі (Євген Олександрович паралельно викладав в університеті). Працівники лікарні згодом засвідчили, що німці відмовилися від задуму, адже неподалік з’явилися радянські партизани. Розмови Євгена Шевальова з представниками окупаційної влади щодо неприпустимості розстрілу пацієнтів відбувалися у перші півроку після окупації.

_____________________________________________

 

Эта история началась в Одессе в 5 часов дня 16 октября 1941 года и закончилась в ночь на 10 апреля 1944-го. Она потрясает каждого так же точно, как и фильм Стивена Спилберга «Список Шиндлера». Быль о русском Шиндлере из Одессы должны знать поколения людей разных национальностей, ибо то, что произошло – есть показатель высоты человеческого духа, способности к состраданию и самопожертвованию во имя высшей ценности на Земле – жизни.

Полдень жаркого дня середины июля 1941 года. Второй месяц идет жестокая война. Одессу многократно бомбит немецкая авиация. В город поступают раненые. Все городские больницы, клиники мединститута и ряд школ переполнены ранеными. Их эвакуация морем затрудняется из-за непрерывных бомбежек в пути к портам Крыма и Кавказа. Больные горожане давно покинули больницы, освободив места воинам. Все… кроме больных из областной психиатрической больницы на Полевой, №1. В ней находятся душевно-больные. В облздраве, похоже, о них забыли. И персонал умоляет родственников разобрать, кого можно, по домам.  Сельчане из ближних мест и горожане увезли около 300 человек, врачи и сестры облегченно вздохнули.

В глубине больничного сада, скрываясь от зноя, сидят двое врачей. Тот, что постарше, – профессор Лев Исаевич Айхенвальд, известный в мире и в стране психиатр, автор многих трудов, главврач «желтого дома». Его собеседник – зав. кафедрой психиатрии Одесского мединститута, профессор психиатрии Евгений Александрович Шевалев.

– Коллега, сколько у нас в больнице евреев среди больных и персонала?

– Дорогой профессор, мы работаем уже много лет и я просто шокирован вашим вопросом. Мне известно, что на излечении находилось около тысячи больных. Этими днями мы выписали порядка 300. Но национальным составом наша регистратура не занималась.

– Да, это так! Но времена стремительно меняются, и мы, кажется, отстаем от этого «времени».

– Как вас понять, дорогой шеф? Я впервые за много лет нашего сотрудничества не могу ответить на ваш вопрос.

– Не волнуйтесь, Евгений. Я знал, что у вас нет ответа. Но, пожалуйста, выслушайте меня внимательно. Нам и только нам предстоит спасти больных людей. Вы ведь знаете, что Гитлер уже давно санкционировал эвтаназию душевнобольных на территории Германии. Что же ждет наших больных, если варвары возьмут Одессу!

Два часа назад я вернулся из обкома партии. Там есть личное указание Сталина о срочной эвакуации академика Филатова с полным составом сотрудников института в Ташкент и Ашхабад. Это касается и музыкальной школы профессора Столярского. Началась эвакуация Одесского университета, Медицинского института, Строительного и Политехнического. Составлен список видных ученых города, подлежащих немедленной эвакуации. Мои усилия исключить себя их этого списка отвергнуты самым решительным образом. Сопротивлялись эвакуации многие, в том числе и академик Филатов. В списках есть имена многих артистов одесских театров, в частности, Лии Буговой. Теперь вы поняли меня, друг мой?

– Да, профессор, да!

– Дружище, мне абсолютно ясно, что нацисты могут сделать с нашими больными, особенно с евреями. В том числе с евреями из персонала. У меня есть план. Давайте сообща его обсудим. Через час я вынужден буду покинуть больницу. Занимайте мой кабинет. На столе найдете приказ о вашем назначении. Да хранит вас Б-г, Б-г единый.

5 августа началась оборона Одессы. Она длилась 73 дня, но силы были неравны. Последние 35 тысяч бойцов ночью 16 октября скрытно погрузились на суда. Одесса с ее полумиллионным населением сталась на растерзание врагу.

К моменту оккупации в Одессе скопилось более 200 000 евреев. Больше половины – из сел и райцентров, а также беженцы из Винницкой области, Молдавии, Бессарабии, Буковины. Все они  в Одессе жили боле двух-трех месяцев. Многие участвовали в обороне города, работали на предприятиях, рыли окопы, строили баррикады и дзоты. Они надеялись, что власти их эвакуируют то ли сушей, то ли морем. Но далеко не всем улыбнулась удача.

Транснистрия – между реками Буг и Днестр  – стала кладбищем 330 000 евреев, в том числе 223 000 «одесских»! До освоения нацистами душегубок и санпропускников с «Циклом-Б» изверги «изобрели» способ кремации в «одной печи» одновременно 5-6 тыс. живых людей. Для этого приспособили опустевшие одесские артиллерийские склады, куда загнали 20 или 25, а может, 28 тысяч одесситов. «Факелы» горели три дня и три ночи. А потом… пожарище было отдано солдатне, добывающей из пепла «золото». На деревьях одесских садов и парков повесили 5000 евреев. По обочинам дороги в одесскую тюрьму уложили навсегда около 10 000 евреев, павших на «маршруте смерти». В Дальнике – селе, что на окраине Одессы, сожгли в двух бараках 4-5 тысяч евреев. А Слободское гетто, а лагерь смерти в Богдановке, а Доманевка, Ахмечетка?

Но и в этом аду были «островки спасения»: сначала чердаки и подвалы, антресоли и кладовки, часто «забитые» ванные комнаты, где добросердечные соседи и знакомые прятали евреев. В «одесских катакомбах», к примеру, 25 евреев создали партизанский отряд. В инфекционном отделении клиники мединститута, переименованном для острастки в «тифозный корпус», скрывал евреев профессор Стефанский. Самым же «масштабным» по количеству спасенных стал «желтый дом» на Слободке – более тысячи человек!

Предупреждаем сразу – поименного списка всех спасшихся еще нет. Нам, пережившим войну, эвакуацию, «чистилища» сталинских времен, иммиграцию, предстоит составить этот список! Более того, разыскать по всему миру хотя бы одного, только одного спасенного человека.

Одесские  чекисты и партийные бонзы полвека тщательно замалчивали подвиг русских интеллигентов – семьи Шевалевых. Спрашивается, почему? Ответ простой: среди спасенных от смерти душевнобольных и персонала добрая половина – евреи.

По данным Всесоюзной переписи 1939 года в Одессе жило 636 тысяч человек, из них евреями себя считали около 200 000. В 1941 году в психбольнице №1 было 12 отделений, в которых лечились 1100 человек. В конце сентября и в начале октября 1941 года родственники, чуя опасность, разобрали около 300-350 больных. В больнице осталось около 650-700 человек, в том числе 250-300 евреев – врачей, медсестер, хозработников, из котрых ни один не оставил своего рабочего места в дни обороны Одессы. Нескольких (и, в частности, доцента Когана) призвали в части. Евреи-медики сохранили верность клятве Гиппократа. Этому их учили профессора Лев Айхенвальд и Евгений Шевалев.

В 200 метрах от главного входа в психбольницу №1 находился главный вход в одесскую областную клиническую больницу. На ее территории был огромный комплекс кирпичных зданий. В первые же дни оккупации из больницы вывели несколько групп избитых евреев из персонала и погнали на Слободское кладбище, где всех расстреляли.

Евреи из персонала психбольницы №1 избежали этой участи, за это следует воздать должное авторитету профессора Айхенвальда, воспитавшего за 20 лет свой коллектив в атмосфере взаимоуважения. Ни один из 67 работников медперсонала не донес гитлеровцам,  что истории болезни с еврейскими фамилиями надежно спрятаны, а на евреев из персонала заведены истории болезни с вымышленными фамилиями, а сами они – 25-30 человек – размещены в палатах среди беспокойных больных.

В январе 1942 года, в лютую одесскую 25-градусную зиму, оккупанты превратили Слободку в гетто, одно на всю Одессу. Туда принудительно переселили 100 тысяч евреев. Скученность была неимоверной. Холод, голод, антисанитария и отсутствие воды делали свое дело. На улицах Слободки лежали трупы, которые некому было убирать.

Ежедневно из слободской школы уводили на станцию Сортировочная колонну из 2000 евреев. 300-400, в основном пожилые, погибали на пригорках к Пересыпи, не в состоянии осилить эту восьмикилометровую «дорогу смерти №1». Тех, кого удавалось довести до пункта назначения, на сутки-двое запирали в вагонах. Замерзших сбрасывали под откос. Уцелевших везли до станций Веселиново и Березовка, откуда начинался смертный путь к лагерям в Богдановеке, Доманевке, Ахмечетке.  Это продолжалось до лета 1942 года. Таким способом Одессу очистили еще от 100 000 евреев.

На Шевалевском «острове спасения» потерь не было. Часть больных и сотрудников с помощью друзей смогла приобрести нужные паспорта и покинуть больницу. Недавно стало известно, что более 20 евреев, работавших с Шевалевым, дождались в больнице освобождения города. В 1947 году пятеро из них продолжали трудиться на прежнем месте.

Профессор Шевалев знал, что немцы и румыны расстреляли всех душевнобольных в больницах Киева, Винницы, Херсона и Николаева. Из психбольницы Кишинева вывезли в Транснистрию и расстреляли 150 больных.

В конце марта в примыкающем к Слободке селе Кривая Балка появился отряд калмыков, служивших нацистам. Они зверствовали неимоверно, не останавливаясь перед поголовной резней. 9 апреля 1944 года расстрельная команда во главе с эсесовским офицером ворвались в больницу №1. До полного освобождения города оставались неполные сутки. Навстречу им вышел профессор Шевалев и на отличном немецком языке потребовал убраться из помещения, где практически не осталось психических больных, ибо он давно вылечил их, но предоставил кров и отвечает за каждую жизнь перед самим Господом Богом.

Cила воли, логика доктора поразили палача, и в этот момент солдат доложи лему, что на Слободском железнодорожном мосту появились русские разведчики. Фашисты тут же розвернулись  и, громыхнув дверми, исчезли. Евгений Шевалев облегченно вздохнул. А уже в полночь на 10 апреля «остров спасення» был свободен от оккупантов. В 10 часов утра 10 апреля 1944 года над знаним оперного театра взвилось знамя победы.

…В больничном саду на той же садовой скамейке снова сидели два несколько постаревших человека. Евгений подробно рассказывал Льву о том, как с помощниками переписывал истории болезни евреев, как составлял план размещения еврейских врачей, медсестер и санитаров в палатах, как создавал запасы продовольствия, воды и топлива на «острове спасения»…

Профессор Лев Айхенвальд приступил к прежней работе, поселившись в той же больничной квартире, где недавно еще обитал начальник сигуранцы. Профессор Шевалев принял заведование кафедрой психиатрии одесского мединститута.

После войны Евгений Александрович Шевалев прожил недолго. В 1946 году его сердце не выдержало страшных нагрузок военного времени. Лев Айхенвальд, ученый с мировым именем, осиротел. Он лишился многолетнего друга и взвалил на себя работу за двоих.

Профессор Айхенвальд проработал в психбольнице №1 до 1958 года, то есть 47 лет за исключением тех 905 дней, о которых каждый день и ночь продолжал думать.

Скромность Евгения Шевалева остается необъяснимой. Этот человек, спасший жизнь многим людям разных национальностей, нигде и никогда об этом не говорил. Подвиг профессора Шевалева  его сыновей умышленно замалчивался полвека. Да, и его сыновей. Старший – Владимир Евгеньевич Шевалев – доцент, хирург, офтальмолог. Ученик академика Филатова. 19 июля 1941 года, когда институт эвакуировался на Кавказ, в опустевшие корпуса въехали сотрудники челюстно-лицевого и глазного госпиталя Приморской армии, возглавляемого Владимиром Шевалевым. В первых числах октября госпиталь эвакуировался в Севастополь, где Владимир работал в течение всей девятимесячной осады города, пока не попал в плен. Здесь ему удалось спасти от верной смерти нескольких евреев, убедив фашистов, что перед ними татары или караимы. Он дважды спас от гибели одесского врача-пульмонолога Лельчицкого. Рассказы раненого Лельчицкого о своем спасителе слышали многие одесские врачи.

После войны он достиг больших успехов: стал доктором медицинских наук, профессором Киевского мединститута и главным врачом киевской городской больницы №6. Он ушел из жизни в 1978 году. Больница по сей день носит его имя.

Младший – Андрей Шевалев – помогал в дни обороны Одессы брату в госпитале и одновременно – отцу. Андрей успел закончить 4 курса Одесского мединститута. Он выдал более 50 справок «о православии» узникам гетто, добывал продукты для всех больных, заготавливал топливо и воду, руководил больничными мастерскими. Когда Одессу освободили, он ушел на фронт. День Победы хирург 34-й Енакиевской дивизии встретил в Австрии. Демобилизировался А. Шевалев в 1946, стал биологом, крупным специалистом по дельфинам. В аудио-видеозаписи для «Фонда Спилберга» 20 ноября 1998 года Андрей рассказал о трагедии одесского еврейства, о жизни в оккупированной Одессе и о подвиге отца. А через 15 дней Андрея Шевалева не стало.

На этом повествование Льва и Лидии Думер не заканчивается. До сих пор была только прелюдия к последующим действиям группы людей, живущих в Америке, Израиле, Украине и преисполненных благодарности к подвигу семьи профессора Шевалева.

(окончание следует)