Леонід Дусман: “Спасающий одну жизнь – спасает целый мир”

Стаття надрукована в одеській газеті «Ор Самеах» 8 квітня 1998 року (№95) і є, можливо, першою згадкою в одеській пресі про подвиг Шевальових. Автор статті Леонід Дусман (1930-2009) – в’язень Слобідського гетто, був офіційним представником інституту «Яд Вашем» в Одесі.

Більшість наведених у статті фактів взяті зі слів Андрія Шевальова. Попри це, у матеріалі є деякі неточності. Родину Лілі  Рапопорт розстріляли у Стадній Балці (Березівський район, а не в Дальнику під Одесою. Також історії хвороб на придумані імена заводилися не на всіх євреїв, а на персонал і деяких осіб, які вже потрапили на облік окупантів.

_____________________________________________

Отыскивая имена, интересуясь судьбами жертв и праведников Катастрофы, я познакомился с известным одесским профессором, доктором наук Андреем Евгеньевичем Шевалевым. История семьи Шевалевых – фрагмент лучших страниц истории нашей Одессы. Духовность и гуманность, гражданственность и профессионализм, генетическая интеллигентность – отличительные качества этой семьи, сохранившиеся и сегодня. Мы беседуем в небольшой, уютной квартира профессора. Обстановка свидетельствует об увлечениях и широте интересов хозяина, это альпинизм, парусный спорт, книги и искусство, археология и многое другое.

Андрей Евгеньевич рассказывает об отце, матери, старшем брате и меньше всего – о себе.

Отец профессора Евгений Александрвич Шевалев – врач психиатр, профессор, интеллигентнейший и глубоко образованный человек, как его называли – врач Б-жьей милостью, стал главным врачом одесской психиатрической больницы №1 в годы оккупации. Он заменил вывезенного в приказном порядке в эвакуацию профессора Льва Исаевича Айхенвальда, выдающегося психиатра, врача с большой буквы, который заведовал больницей с 1921 по 1953 год.

К началу оккупации в больнице находились несколько сот больных, много сотрудников и среди них – немало евреев. Всем им грозила смерть. Евгений Александрович принял решение на всех евреев оформить истории болезни под вымышленными именами и поместить их в отделения. Это было выполнено, и сохранило жизнь этим людям. Вот некоторые имена, дошедшие до наших дней. Михаил Гершензон, Гитя Вексельман, медсестра Шнайдерман (имя неизвестно). По свидетельству сотрудников больницы, спаслось не менее 20 человек – их коллег.

Нам, узникам слободского гетто, особенно из среды врачей, было известно, что в психбольнице готовили документы, по которым спасались не только евреи, но и военнопленные. Ни один из сотрудников больницы, а их было свыше шестидесяти, никого не выдал. Cколько было таких спасенных, установить невозможно.

Брат Андрея Евгеньевича – Владимир – к началу войны был уже доцентом – специалистом по хирургии глаза. Когда в июне 1941 года на базе института глазных болезней им. Академика В. П. Филатова, основной коллектив которого был эвакуирован на Кавказ, развернули госпиталь, он был назначен его начальником. Самоотверженная работа персонала и самого Владимира Евгеньевича помогла многим защитникам Одессы. То же продолжалось и в осажденном Севастополе, куда была переброшена Приморская армия при сдаче Одессы. Попав в плен в Севастополе, Владимир Евгеньевич в концлагере лечил пленных. И не просто лечил, он дважды, рискуя собственной жизнью, спас одесского врача Лельчицкого, когда ему, как еврею, грозил расстрел. Об этом рассказывал сам Лельчицкий в своих воспоминаниях. Сколько таких спасенных в плену на счету Владимира Евгеньевича, еще предстоит выяснить.

Наша задушевная беседа, разговор людей, переживших войну и Катастрофу, сознание, что опыт старших должен помочь молодым в становлении духовности, чести и достоинства, расположила Андрея Евгеньевича к рассказу о событиях военных лет, участником которых он был.

О нападении фашистской Германии на Советский Союз он узнал от радиста в самолете над вершинами Памира, где должен был участвовать в восхождении на Пик Ленина. Решение было принято немедленно: в Одессу и на фронт. В Одессе его направили в госпиталь, развернутый на базе института имени академика В. П. Филатова. Это был трудный период обороны Одессы, раненых привозили множество.

Андрей Шевалев начал оперировать под руководством профессора А. Н. Целлариуса. Приходилось работать по двадцать часов в сутки, делая перерывы только для краткого отдыха и приема пищи.

В уходе за раненными помогали жители окрестных домов – самоотверженно и бескорыстно. В это время Андрей Евгеньевич познакомился в госпитале с красивой, юной девушкой Лилей Рапопорт, которая вместе с матерью помогала раненым. Лиля мечтала об искусстве кино и хотела после войны стать кинорежиссером. Но война и оккупация распорядились по-другому.

Во время оккупации я помогал отцу в его заботах о судьбе психбольницы и находившихся там душевнобольных, ведь фашисты везде поголовно их уничтожали. В одно из дежурств ко мне в больницу прибежала совершенно обезумевшая от горя и ужаса Лиля. Ее мать расстреляли в Дальнике, а ей чудом удалось спастись. Ее нужно было немедленно спрятать. Я записал Лилю как больную в одно из самых тяжелых отделений для беспокойных душевнобольных. Она пробыла там всю оккупацию и осталась жить.

В апреле 1944 года после освобождения Одессы от фашистов я ушел на фронт  и больше Лилю не встречал. О ее дальнейшей судьбе я узнал у брата. После освобождения она поступила в одесский медицинский институт и, закончив его, выбрала тяжелую и благородную профессию врача-психиатра. Она вышла замуж и переехала в Киев, где работала в психиатрической клинике под руководством профессора Фрумкина. Она с мужем навещала моего брата, который к тому времени жил в Киеве и работал в киевской городской больнице №6, ныне носящей его имя.  Рассказывая о Лиле, он называл другую ее фамилию – Шарканская. Впоследствии Лиля с мужем уехала в Израиль.

Где вы теперь, Лиля? Как сложилась Ваша трудная и необычная судьба? Почему за оды пребывания среди душевнобольных, насмотревшись ужасов душевных заболеваний и страданий людей, Вы избрали именно тяжелый и благородный путь врача-психиатра. Откликнитесь!

То, что сделали отец и братья Шевалевы, в их семье считалось нормой поведения, а вовсе не подвигом. Никто об этом не рассказывал. Чем больше свидетельств об их героизме мы получим, тем быстрее станет возможным присвоить им звание Праведников Мира, высечь их имена на Стене Праведников и высадить деревья в их честь на Аллее Праведников в Яд-Вашем и в Одессе. Они достойны этого. Мы перед ними в долгу.